Конечно. Вспомнил сразу, как нищий сначала объявился.

Ну во первых Гаврош отдельно в школе вроде давался, как и Козетта.
А во вторых я не стал читать процитированное котярой.

Некогда.
Такое бывает.

Некогда было, Вальжана ловил!

Позади гамен, юный Гаврош, бароны Понмерси (особенно старший настолько позади, что аж помер), друзья азбуки. В общем-то растёкся автор по древу, что я не очень люблю. Но повторюсь, слог лёгкий и простой, что весьма само по себе привлекательно.
Пожалуй выделю прекрасное описание деда юного Понмерси и салонов роялистов, погружает не хуже этих ваших гипнозов.
Любовь автора к Франции умиляет прям до слёз.
Но когда уже, когда революсьён уже грянет, етить-колотить!

Сначала было ощущение, что начался какой-то нескончаемый Лев Николаевич, но потом ощущение потерялось, а значит это не то.
Вот.

Наконец-то начал назревать революсьён.
Пока что-то никакой порядочности в Мариусе я не вижу, голимая гордыня. И вообще не человек, а сума перемётная.

Мысли о революции с проекцией.
Итак революсьён в описании Гюго проистекает от гордости за свою страну. Революция же по мнению российской оппозиции проистекает из фраз типа "в этой стране..." Наверное смысл в революции от Гюго есть, а вот в революции от антипутинцев смысла вряд ли найдётся хоть капля.

Господин Жильнорман в качестве идеального деда в вакууме на мой взгляд бесконечно удачная находка автора. Нечто подобное было у того же Текерея, но там как-то приземлённо и обыденно что ли. В данном случае монолог в присутствии Теодюля прекрасен сам по себе, эдакое стариковское брюзжание, возведённое в абсолют. Абсолют бессмысленности и бесконечных переживаний за внука. Финал же столь же неожиданный, сколь и закономерный.
Мариус Понмерси же сам превратился в безвольное, бесхребетное существо, занимающееся самолюбованием и упоением своей бедностью и несчастиями.

Букинист живо напомнил мне одного человека, заставив переменить мои воззрения на этого самого человека.

Пловина эпопеи позади.

А
ХРЕ
НЕТЬ
!
Бомбический помидор!
А так всё начиналось! Как в пошлейшей, пузырящейся соплями мыльной мелодрамке!
Рассказывать долго и бессмысленно, но 80% предыдущих разглагольсвований приобрели в коце концов к охренительной развязке.
Автор влюбляет Мариуса в Козетту, ну пошлость же, скажет искушённый читателе-зритель, влюбить "должника" Тенардье в некогда унижаемую этим самым Тенардье девочку. Это возвышенное существо по имени Мариус... А как же долг пред памятью отца!
А вот так, что слепит и гордость не менее любви, не замечал он своих соседей, бедный Мариус... А ведь это и был тот самый Тенардье...
Теперь финал.
Тенардье нищенствуют, воздал автор по делам их... Мошенник Тенардье профессионально побирается, в итоге его посещает Жан Вальжан. Тенардье готовит преступление, но Мариус обретает свою Урсулу, которая на самом деле Козетта, случайно узнаёт о готовящемся преступлении и сообщает о нём полицейскому надзирателю Жаверу.
Это просто уму не постижимо!
То, что скатывалось в унылое банальнейшее мыло, превращается в нервный узел, пульсирующий жаром!
Мариус влюблён в Козетту, но Мариус должен отблагодарить Тенардье за спасение отца при Ватерлоо, а Тенардье хочет убить (так получилось, долго рассказывать) Вальжана, которого Мариус считает отцом своей возлюбленной. При этом Мариус наблюдает за преступлением и должен дать сигнал Жаверу, который в свою очередь половину жизни ловит Вальжана, а тот привязан к кровати в комнате Тенардье!
Но Мариус сигнала не даёт в сило своего обещания отцу, но вездесущий Жавер сам со всем прекрасно справляется!
А
ХРЕ
НЕТЬ!

Ну Вальжан спасся, но Мариус попал конечно, одна дочурка Тенардье сбежала от самого Жавера.
Эпопея снова перестала быть томной и неитересной!
А уж Гаврош-то сорванец, ой как многообещающ!

Браво-брависсимо, о прекраснейший Виктор!

Я не люблю Толстого, там писанина ради писанины, ИМХО.
Честно признаться я уже и в Гюго начал разочаровываться, но сцена в лачуге Горбо - это просто шедевр, сразу становятся очевидными необходимости всех предыдущих словоизлияний.
Ещё пара таких сцен и я буду считать, что Войну и мир надо менять в школьной прошрамме на Отверженных.

Продолжу монолог.
Гюго конечно мастер слова, но описание этапа каторжан лично меня не тронуло. Собственно после изображения подобного в сибирском цирюльнике само действо в словах пожалуй не будет иметь столь сильного впечатления. Хотя факты самого этапа в описании Чехова всё таки меня задели, а быт каторжан тронул меня в исполнении Фёдора Михайловича. Для себя отметил то, что французских кандальников не пешком гнали, а везли. Хотя наверное пешком было бы гуманнее, чем так вот перевозить.
Далее Гаврош - удивительный парень, проявил храбрость, самопожертвование и сострадание одним единственным поступком. И это вскользь, до него описание ещё не дошло толком. Он и до этого подавал надежды и воодушевлял одним своим присутствием, а теперь и подавно. Если честно, то из детства помню только историю Козетты, но не Гавроша. В общем есть весьма обоснованные ожидания очередного прорыва в повествовании Гюго.
По Мариусу Понмерси - тряпка и слюнтяй, ИМХО, обуянный гордыней. Кстати Козетта превратилась в праздную красотку, ну может воздаётся ей за страдания...
Пока всё, на очереди мерзости от Тенардье, жутко интересно как у таких низких людей появился такой самородок, как Гаврош.

Чуть не забыл.
Есть ещё Эпонина, в принципе понятно для чего она, но интересно как именно её применит автор, чтобы ещё больше отряпить барона Мариуса Понмерси.
Буго гашечки.