«Я была хорошей девочкой. Это меня спасало… и разрушало»

Почему не надо воспитывать в детях «хорошую девочку» или «хорошего мальчика»

«Хорошая девочка» ― это когда значимые взрослые принимают вас только тогда, когда вы соответствуете их ожиданиям. И чаще всего это касается «хорошего» поведения.

Вас любят ― когда вы хорошая девочка.

Вас хвалят, когда вы поступаете хорошо.

Вас ценят за хорошее поведение. За достижения. За все показательно «хорошее» в глазах других.

И постепенно «хорошая девочка» становится сценарием выживания. Тем способом, которым мы привыкаем получать симпатию, признание, любовь.

Как правило, это не настоящие мы.

Точнее, не полная версия нас.

Это такая адаптация себя в рамки «хорошести»: подходят только те качества, которые в нас хотят видеть, и мы транслируем ожидаемый образ.

Все остальные качества / эмоции / переживания «замораживаются». Мы их сначала учимся не показывать, а потом ― и не чувствовать.

В историях таких «хороших девочек» ― часто преувеличенная / чрезмерная реакция значимого взрослого на какой-то поступок ребенка.

Например, я однажды во втором классе получила двойку по русскому ― за поведение.

Мне легко давалась учеба, я схватывала на лету, пятерки сами сыпались в мой дневник. По русскому у меня, в принципе, не могло быть даже четверки ― мне достались врожденная грамотность и каллиграфический (благодаря рисованию) почерк.

И бац ― двойка!

Моя мама транслировала концепцию «оценки нужны не мне, а тебе, учеба ― твоя зона ответственности».

Поэтому я спокойно показала двойку и рассказала, что на уроке поссорилась с соседом по парте, и мы толкались. Учительницу это вывело из себя настолько, что она влепила мне двойку.

И тут мамина прекрасная концепция толерантности к оценкам разбилась вдребезги. Она не кричала, но сколько гнева было в ее отстранении и в ее спине, когда она шла впереди меня и демонстративно не разговаривала со мной.

Она потребовала, чтобы я пошла к учительнице домой и извинилась и попросила убрать эту двойку.

На минуточку, только представьте:

вместо того, чтобы самой подойти к учительнице и спросить, какое отношение поведение ее дочери на уроке имело к предмету изучения, что конкретно я не ответила по предмету и так далее, ― вместо того, чтобы встать на сторону своего ребенка ― моя мама показала мне, что она не примет меня с «нехорошим» поведением.

С любыми оценками за предмет ― да (я продолжала легко учиться и горстями собирать пятерки; но мои братья учились средне, с тройками, и мама действительно никогда не ругала за оценки по предмету).

Но быть «плохой девочкой» я не имела права. Я сразу становилась провалом.

В моем случае позднее формат «хорошей девочки» буквально позволял мне выживать.

Я уже рассказала в других письмах, что мы жили очень бедно. За бедность нас дразнили.

От детей во дворе и школе я иногда слышала: «Моя мама запрещает мне с тобой дружить, потому что вы нищие, у вас дома даже ковров нет и вся мебель старая».

От бедного ребенка ожидали плохого. Точнее, что этот ребенок научит чему-то плохому своего родного, о котором заботятся лучше и всячески оберегают от дурного влияния.

Я проглатывала это с улыбкой на лице.

Я старалась в ответ быть лучше ― лучше этих детей, лучше вообще всех детей.

К счастью, мне действительно все давалось легко. Я рисовала, сочиняла, была старостой класса, была отзывчивой, милой, доброй ― хорошей во всем.

Чтобы не подумали плохого.

К чести моих друзей, все они, передавая мне оценки своих родителей, не переставали со мной дружить.

Но как же важно для меня было всем доказать, что я имею право не быть изгоем.

Я ― хорошая девочка.

«Посмотрите, какая хорошая!»― буквально кричала я своим поведением.

Фокус в том, что в каждой хорошей девочке живет и «плохая».

Ну, что значит ― плохая?

Та, которая отстаивает свои границы.

Та, которая злится.

Та, которая не стерпит унижения, а подойдет, например, к маме своей подруги и прямо спросит:

«Скажите, а почему вашей дочери нельзя со мной дружить? Почему бедность ― это мой недостаток? Что в этом плохого?»

Девочка, которая не «проглатывает» обиду и тихо плачет в подушку, а защищается. Говорит «нет» и «так со мной нельзя».

Однажды мой одноклассник сказал про меня: «Никогда не встречал того, кто все время бы улыбался, как ты. Ты постоянно улыбаешься».

Я защищалась улыбкой. Неунывающая, позитивная, добрая, помогающая ― такая Очень Хорошая.

Я была искренней в этом.

Это спасало меня от уныния ― пока я не окончила школу, у меня было мало шансов изменить свои обстоятельства.

А много лет спустя, когда у меня родилась дочь, из небытия появилась другая я.

Которая злилась, кричала, не принимала, сердилась, отчаивалась ― а Очень Хорошая не понимала, что со всем этим делать.

«Хорошая девочка» оказалось заложенной в меня «миной», на которой я в роли мамы постоянно подрывалась.

Что делать с собой ― когда на улыбку нет сил?

Что делать с ребенком ― который не обязан и не должен, и не умеет быть только хорошим?

И самый ужас ― вот сейчас, когда я не тяну на «хорошо», когда я спиной чувствую даже от близких, что справляюсь на «плохо» ― все перестанут меня любить?

В 30 лет, в день рождения своей дочери, я впервые освободила ту часть себя, которую всеми силами прятала всю свою жизнь. И мне потребовалась еще лет пять, чтобы принять эту «темную» девочку как саму себя.

Вывести ее с обратной стороны Луны, обнять и полюбить. И стать сильнее. Цельнее. Задышать.

И самое главное.

Принять и любить своих детей такими, какие они есть.

«Хорошие девочки отправляются на небеса, а плохие ― куда захотят»